Искусство остаётся

Чуть прищуренный взгляд, пенсне на носу, короткая борода – образ Антона Павловича Чехова предстаёт перед глазами, как только произнесёшь его имя. Для большинства людей он, в первую очередь, классик русской литературы, часть школьной программы. Но для меня Антон Павлович стал чем-то большим.

Помню, как по летнему чтению перед третьим классом нам задали рассказ “Мальчики”. Я всегда была ответственной ученицей, потому исписала своими впечатлениями от прочтённого целую страницу. Тогда несбыточный план Володи и Чечевицына казался большой красивой мечтой. Неважно, что он невыполним – в мечту можно просто верить.

Кстати, есть теория, что этот рассказ автор создал, вдохновившись встречей с двумя гимназистами. Они ловили рыбу в московском Нескучном саду, играя в индейцев. Писатель пошутил, предложив выкурить “трубку мира”, а ребята подарили ему поплавок.

В пятом классе мы проходили рассказ “Хамелеон”. Тогда Чехов предстал передо мной другим. Яркий, искромётный, живой рассказ я смело могу назвать образцом для подражания. На уроке нам рассказывали, что каждое слово для печати в журнале было на счету. Именно сотрудничество с журналами и родило известную фразу:”Краткость – сестра таланта.”

Кстати Антон Павлович не единственный в семье писал. Его старший брат Александр тоже публиковался. Чтобы не путаться в инициалах, Антон Павлович придумал псевдоним Брат моего брата. До этого он использовал имя Антоша Чехонте (такое прозвище дал будущему классику его учитель в гимназии). Оно стояло не только на страницах периодических изданий, но и на обложках авторских сборников. В годы учёбы на медицинском факультете Московского университета Антон Павлович подписывал себя как Человек без селезёнки. Было и множество других псевдонимов: Гайка №6, Шиллер Шекспирович Гёте, Прозаический поэт, Юный старец, Некто и прочие (всего их было около 50).

Антон Павлович ни от кого, конечно, не скрывался. Он говорил: “Медицина, которая мнит себя быти серьезной, и игра в литературу должны иметь различные клички.”

Следующим летом мне с родителями повезло оказаться в Гурзуфе. Едва я заприметила “Дача А.П. Чехова и Ольги Книппер”, как тут же решила, куда мы отправимся. Музей оказался маленьким, но удивительно уютным. Сад, стоит почти на скале, и с “балкончика” видно бурное сизое море.

На даче в Гурзуфе Чехов увиделся мной как задумчивый философ. Неприхотливый человек, ценящий одиночество. После приобретения домика он писал сестре: “Я купил кусочек берега с купаньем и Пушкинской скалой около пристани и парка в Гурзуфе. Принадлежит нам теперь целая бухточка, в которой может стоять лодка или катер.” И эта маленькая скала стала его приютом спокойствия.

Вернувшись к себе в Тулу, в сентябре, я заглянула в городскую библиотеку. В лабиринте полок в мои руки попал сборник рассказов Чехова. Лето в тот год словно медленно засыпало и погода была такая же. Нежная, полусонная. Я часто гуляла в парке и почти всегда со мной был библиотечный томик. Так та осень стала по-настоящему чеховской.

Антон Павлович снова переменился в моих глазах. Я увидела его меланхоличным, задумчивым, полным мыслей о тщетности всего происходящего. Но эти мысли не повергают в уныние, а побуждают к некой перестройке. Собственные размышления идут печатными чёрными дорожками, но выводят в порой совершенно неожиданную сторону. У каждого человека свой путь. У каждого читателя. Начало его закладывает автор, а дальше произведение строится само. Достраивает же его читатель. Каждый на свой лад.

Как-то летом волей случая я оказалась неподалёку от Ялты. А это не только город, “где растёт золотой виноград”. Врачи советовали Антону Павловичу переменить образ жизни из-за болезни. Поэтому в сентябре 1899 года он, вместе с сестрой и матерью переезжает именно в Ялту. Чтобы построить дом, Чехов продаёт свой огромный литературный труд. Права на издание его произведений приобретает книгоиздатель А.Ф. Маркс. Постройка дома длилась десять месяцев. Местные жители думали, что писатель, как многие богатые люди, собирается приезжать в Ялту лишь изредка. Потому белое здание прозвали Белой Дачей. Но Чехов остался в ней жить.

“Мне кажется что я, если бы не литература, мог бы быть садовником”. – говаривал он. Чеховский сад становился пышнее с каждым годом. Писатель сам сажал розы, миндаль, шелковицу… Сам он порой шутил: “Хоть палку воткни, вырастет”. Но Антон Павлович на самом деле всей душой любил свой сад и все растения. Его супруга вспоминала: “Случалось, дамы приносили ему цветы, он через несколько минут после их ухода молча выносил их в другую комнату”. Я побывала на Белой Даче. Словно невидимый купол накрывает этот ялтинский уголок. Чувствуется особенная атмосфера хозяина этого дома. Немного грустная, но неповторимо красивая. Чеховский сад стал для меня почти волшебным местом. Я ходила осторожно, вдыхая аромат лаванды, слушая ручей…

В уголке сада раскинулся статный бамбук. И когда я вблизи увидела его поцарапанные стволы, во мне что-то сжалось и с силой раскрылось. Кто такие эти Маши и Пети? Какая разница, откуда они? Что они возомнили? Кто они такие, чтобы посягать на священный Чеховский сад?

Сейчас, перелистывая страницы читательского дневника, вспоминая крики чаек над морем, я кажется поняла… Что Чехов не меняется. В разных местах, моментах он открывается по-разному. Это как читать отрывки книги. Жизнь людей – такая книга, которую (не всегда, но порой) можно читать с любого места. Но до конца её не удаётся прочесть никому.

Антон Павлович – это множество книг. “Мальчики”, “Скучная история”, “Вишнёвый сад”… Всё это он оставил. Что-то унёс с собой. Увы, люди умирают. Но искусство живёт, пока его знают. Помнят. Любят.